Предисловие к книге: Йонатан Нетаниягу. Письма
Пер. с иврита М. Улановской. Иерусалим - Москва: Гешарим - Мосты культуры, 2001.

"все будет в порядке…"

Новый 5761 год с сотворения мира (сентябрь 2001) начался с нового шквала интифады - так арабы называют свою антиизраильскую и антиеврейскую борьбу за свободу палестинцев. Пробитые камнями капоты машин и человеческие головы, запах еврейской крови на ладонях упоенных линчем убийц в Рамалле и "мирных пастухов" в окрестностях еврейского городка Алон Швут, взорвавшиеся автобусы и обезвреженная взрывчатка в густонаселенных кварталах - все эти акты уничтожения зовутся иноязычным словом "интифада". Слово, на чужой слух вроде нестрашное, но на поверку - кровавое.

В Израиле сегодня живет масса людей, говорящих по-русски. И те, что прожив там всего несколько месяцев, гибнут в буднях интифады, и те - молодые мальчики и девочки, - которым предстоит надеть солдатскую форму и участвовать в ответных действиях: выполнять отданный на иврите приказ, думая при этом по-русски. Может быть, если бы Йони, Йонатан Нетаниягу, чьи письма републикуются в этой книге, был жив, ситуация в нашей стране была бы сегодня несколько иной: "…тут мы в первый раз слышим, как влиятельный американец утверждает, что сирийцам, а не Израилю, следует во имя урегулирования уступить и отказаться от территорий. Это настоящее достижение, которое я приписываю себе" (письмо от 19.6.76, выделено там). Но Йони мертв, он не доделал того, что мог и хотел сделать. Он погиб при операции по освобождению более ста заложников-израильтян в Энтебе. И в канун 25-й годовщины этой с блеском проведенной "Операции Йонатан" (названной так после смерти ее командира), в предисловии к "Письмам" Йонатана Нетаниягу мне хочется обратиться, в первую очередь, к той молодежи поколения моих детей, которой я вручаю свою судьбу и судьбу всего, что мне дорого. Я обращаюсь к читающей по-русски молодежи, которая ждет призыва в Армию обороны Израиля. К своим бывшим и будущим студентам, к своим друзьям или хотя бы к одному из них. Обращаюсь в письме, как и подсказывает эпистолярная стилистика этого документа, тем более что временно нахожусь не дома, в Иерусалиме, а в Москве.

[22 мая 2001, Москва]

Дорогой Кирилл!

Пишу тебе со страниц книги, повторного выхода в свет которой ожидаю с нетерпением. Так хочется поскорее подарить ее тебе! Твой дом сейчас словно поделен пополам: часть - на Урале, а часть - в Иерусалиме. Но через год-два твоим домом, по крайней мере физически, станет армейская палатка, и я буду звонить тебе на сотовый телефон, чтобы узнать, как идут дела. А пока спешу дать тебе книгу об армии, книгу, написанную изнутри, из самых или почти самых трудных армейских будней, мальчиком твоего возраста и, может быть, твоего склада.

Он был умным и честным, любил читать книжки и хотел жить осмысленно. Об этом он писал однокласснику в Иерусалим, когда его семья уехала в Америку из-за командировки отца: "…я хочу жить. Я хочу за что-нибудь ухватиться, найти в жизни какой-нибудь смысл и толк, и не нахожу" (12.2.64). Он был тогда на пороге восемнадцатилетия, т.е. вышел уже из подросткового возраста и относился к себе и к окружающим всерьез. Это не значит, что у него не было чувства юмора, но в нем не было этой шутовской всеядности, когда ради красного словца не жалеют и отца. Может быть поэтому его порой раздражал инфантилизм благополучных американских школьников в Бостоне, и он набросился на книги - знакомое тебе времяпрепровождение. (Кстати, Кирилл, учти: из занятий историей Израиля мне доподлинно известно, что израильтяне брали с собой в армию книги и читали их там в редкие свободные минуты. У нас даже серия есть таких совсем маленьких книжечек, в нагрудном кармане поместится, под названием "библиотечка вещмешка", и издает ее Министерство обороны. На иврите, конечно, но это и хорошо - надо же набирать сноровку в чтении на этом языке.) Йони постоянно отмечает в письмах, что прочел, что купил из книг, как их оценивает. Многие из них я тоже читала, кое-что нет, и поверь, мне захотелось их хотя бы пролистать.

Йони призвали в армию, потому что он специально для этого вернулся в страну. Один из всей семьи, ведь его братья Биби, наш бывший премьер-министр, и Идо, были младше и еще учились в школе, там, в Америке. Он пошел в парашютные войска. Это, как ты знаешь, боевые части. И ему было нелегко, но он - и в этом смело можешь брать с него пример - всегда фиксировал свои достижения, свои успешно пройденные марш-броски, строевые смотры, исполненные задания. Он умел собой гордиться, потому что понимал, что заслужил успех. Вот смотри как он пишет, например, об отборе на офицерские курсы, куда решил пойти, окончив первый год действительной службы (выписываю, опуская детали):

"Что касается офицерских курсов, - пишет он отцу 27.6.65, - то… я окончательно решил на них пойти… Перед тем, как послать солдата на курсы (а ясно, что посылают немногих…), он проходит трехдневные отборочные тесты… оценивают твою способность выносить суждения, владеть собой и своими подчиненными, умение решать проблемы, способность руководить и принимать решения, меру оптимизма и пессимизма, твои недостатки и достоинства и, конечно же, еще десятки неведомых тебе вещей… Результаты отбора выражаются в оценках от 1 до 9. 9 - наивысшая оценка, 1 - самая низкая… [из 60 человек] значительное число провалилось совсем, несколько человек получили оценку 7. Одному удалось получить 8. Я получил 9".

Как видишь, Кирилл, он не просто молодец, он еще и проговаривает себе это, что, по-моему, не просто добавляет уверенности, но и приводит к более гармоничной самореализации. Йони стал офицером, отслужил, сколько положено, демобилизовался, а потом был снова призван - на этот раз в связи с напряженной ситуацией в стране. Он сражался в Шестидневной войне, пробовал себя "на гражданке", т.е. учился в университете, - и снова ушел в армию. Из патриотизма? Можно сказать и так. Но еще и из ощущения, что ему лично интересней всего именно там. Он болезненно переживал развитие ситуации в Израиле, в чем-то сходное с нынешней. "Страшно подумать, до чего мы дошли: когда в стычке погибает с нашей стороны один человек, мы с облегчением вздыхаем - хорошо, что только один. И ведь никто в стране, в сущности, не сомневается в нашей способности победить арабские страны и в малых войнах, но все это дергает нервы", писал он 7.6.69. Мне же кажется, что сегодня - хуже: да, и тогда люди тоже гибли от рук террористов, но тогда еще была сильна радость победы 1967-го, а сегодня Израиль, как принято говорить, потерпел поражение в "информационной войне". Сегодня мир не любит израильтян, не гордится их военными успехами, не хочет принимать в расчет, что наши выстрелы - это только ответные действия!.. Та ситуация в 1973 году окончилась войной Судного дня. Конечно, по соображениям военной цензуры, Йони не мог писать обо всем одинаково подробно, и все же из его писем можно многое почерпнуть - и об армии, и о войнах, и об арабах, и о нашей крошечной и прекрасной стране, которую, кстати сказать, он очень любил узнавать в пеших походах - совсем как ты. Он и бегал все время, чтобы быть в форме и чтобы ощущать, как послушно тело, как оно выдерживает нагрузки, которых требует воля. И в этом тоже между вами много общего.

Мне хотелось бы поговорить о духовности Йони, о его личной травме - любовь, женитьба, развод: "У Тути выпускные экзамены. Трудновато ей сосредоточиться на занятиях - и немудрено. Дома она одна, и все время ждет, что я позвоню или приду, что бывает, к сожалению, не часто. Бедняжка, это в самом деле тяжело… - сидеть дома и дожидаться, когда муж придет из армии" (22.6.69). О его тоске по любимой женщине, о надежде обрести, наконец, подругу: "Моя Брурия! Прекрасный седер справил наш батальон… Я вдруг почувствовал себя очень одиноко. Весь день быть одному, а вечером [после седера и плясок] сидеть в углу комнаты и мысленно уединяться с тобой - это немножко одиноко" (март 1975). О его глубокой депрессии, обусловленной жуткой усталостью. Суди сам, вот типичное его отношение к работе: "Работы, как всегда, много, и она почти не оставляет свободного времени, но она меня захватывает, а так как я знаю, как она важна, то она мне также приносит и удовлетворение" (25.1.75), а полтора года спустя уже иначе: "Армия меня страшно перегружает работой, не оставляя ни минуты для личных дел. Такая работа приносит серьезное удовлетворение, но приводит к очень большой усталости и к постепенному истощению тела и души" (12.6.76). По-моему, однако, в большой степени его депрессия была вызвана горечью от политической ситуации, которую в разное время он тоже оценивал по-разному: "У меня впечатление, что гражданский сектор в Израиле отчаялся найти выход из положения и не верит в эффективность военной реакции на террористические акты. Ясно, что это единственный путь с ними бороться!" (31.3.68), "Жаль, что "иудейские войны, то есть войны евреев между собой, начались у нас еще до прекращения боев на фронтах…" (17.11.73) и, наконец, последнее письмо:

"Я нахожусь в критической стадии моей жизни, в глубоком внутреннем кризисе, уже давно расшатывающем систему моих представлений… Вспоминаю безумный и жалкий вопль из пьесы, которую я недавно видел: "Остановите мир, я хочу сойти!" Но невозможно остановить сумасшедший шар, вместе с которым мы движемся… и поэтому хочешь - не хочешь, живой или мертвый (конечно, живой, и по возможности подольше) - ты здесь… Я верю в тебя, в себя, в нас обоих, верю, что нам удастся прожить нашу молодость… все будет в порядке" (29.6.76).

Впрочем, обо всем этом стоит, наверное, говорить, когда ты, Кирилл, прочтешь книжку. Если она тебя затронет, дай еще кому-нибудь почитать. У хорошей книги должно быть как можно больше читателей. А эта книга, эти "Письма" подкупают абсолютной правдивостью, ведь к счастью они были написаны без знания о трагическом конце.

Вот как будто и все. Читай и поделись впечатлениями.

Твоя бывшая учительница

Зоя Леонтьевна.