Зоя Копельман

ЗЕЛЬДА

Поэтесса Зельда (1914-1984) была отпрыском двух славных родов. Ее предки со стороны матери восходили к сефардскому раввину Иегуде бен Барзилай ха-Бергалони из Барселоны (нач. XI в.), и среди них было немало мудрецов, чьи имена можно найти в еврейских энциклопедиях, а труды - в еврейских библиотеках. Пра-прадедом Зельды со стороны отца был р. Шнеур Залман (1745-1813), автор книги "Тания" и основатель хасидского движения Хабад. Зельда, в девичестве Шнеерсон, была единственной дочерью и любимицей деда, черниговского раввина Хаима Довида Цви Гирша (1850-1926). Были в ее родне и другие раввины и цадики, некоторые трагически погибли в погромах гражданской войны.

Зельда родилась в Екатеринославе, до четырех лет жила с родителями в деревне Широкая, затем - у деда в Чернигове. Семья давно мечтала поселиться в Цфате, и когда в 1925 году представилась возможность выехать из России, они отплыли из Одессы в Яффу, откуда дилижансом добрались до Иерусалима. В том же году, в канун Ханукки, умер дед Зельды, а спустя шесть недель скончался ее отец. Девочка, которой тогда еще не исполнилось и 12-ти, получила особое право читать Кадиш в грузинской синагоге. Они с матерью жили тогда в суровом ортодоксальном квартале Шаарей Хесед, дух которого был чужд осиротевшим женщинам. Чужой чувствовала себя Зельда и в школе.

Облегчение она испытала в женской учительской семинарии "Мизрахи", располагавшейся на ул. Сент-Пол в почти исчезнувшем ныне квартале Мусрара напротив Старого Города, где учились совместно девушки из религиозных и нерелигиозных семей. Там проявились художественные способности Зельды.

В 1932 Зельда закончила учебу в семинарии и вместе с матерью переехала поближе к родне - в Тель-Авив. Здесь Зельда брала уроки рисунка у известного графика Хаима Гликсберга, автора ценных воспоминаний о Х. Н. Бялике. Когда через год ее мать вторично вышла замуж за раввина из Хайфы, и Зельда поехала с ней. Через два года она вернулась в Иерусалим с намерением поступать в Школу искусств и ремесел "Бецалель", но вскоре пошатнувшееся здоровье матери и отчима вынудило ее вернуться в Хайфу. В 1935 отчим скончался, и Зельда с матерью вновь поселились в Иерусалиме. Они заняли крошечную двухкомнатную квартирку в полуподвале в квартале Керем Авраам, на улице Цфании. Зельда пошла работать учительницей, и одним из ее учеников был второклассник Амос Клаузнер, впоследствии известный как израильский писатель Амос Оз. Его память сохранила для нас облик этой женщины:

...Казалось, всю ее обволакивает благородный дымчато-голубой свет, и его лучи мгновенно окружили и обворожили меня. Учительница Зельда говорила так тихо, что если мы хотели услышать ее, но нашего полного молчания было недостаточно: необходимо было, подавшись вперед, обратиться в слух всем своим существом. Так мы и сидели, чуть подавшись вперед, неотрывно устремив к ней лица, с утра и до полудня, потому что боялись пропустить хоть одно слово: все, что говорила учительница Зельда, было притягательно и немного неожиданно. Словно мы учились у нее другому языку, не то, чтобы совсем не похожему на иврит, и все же иному, берущему за душу: вершины гор превращались у нее в "горние выси", звезды становились "светилами небесными", пропасть была "бездной", а дерево - "древом", хотя она не упускала случая назвать по имени ту или иную породу деревьев.

...Насмешку, любую насмешку, определяла учительница Зельда как "яд". Она употребляла свои определения в их, можно сказать, каббалистическом смысле. Ложь называла она словами "падение" или "слом", лень - "свинец", сплетни - "глаза плоти", гордыня - "опаляющая крылья". Уступка, даже самая крошечная, даже если ты уступил свою резинку или свою очередь раздавать всему классу листы для рисования, любая уступка определялась ее как "искорка".

...Я помню ее глаза: в них были ирония, тепло, тайна, но не было радости. Еврейские глаза с татарским разрезом. (А. Оз. Повесть о любви и тьме. Пер. В. Радуцкого. Израиль: Едиот ахронот, 2005. С. 448-449.)

Но преподавание не увлекало Зельду. Трудны были сороковые годы: сперва жесткий режим мандатных властей и комендантский час, затем - осада города в Войну за независимость. Зельда жалела, что не может вступить в отряд Хаганы. В 1950-м Зельда вышла замуж за Хаима Мишковского, счетовода, выученика йешивы в Хевроне. Теперь они жили втроем. Горячо любимый муж стал самым близким ей человеком: вместе читали вслух книги (до шести в неделю!), вместе сочиняли истории и сказки. Она ушла с работы и начала регулярно писать стихи.

Хаим оказался хрупкого здоровья. Он умер в 1971 году. То был единственный раз, когда Зельда кричала в голос. Детей у них не было. Некоторое время спустя Зельда взяла к себе в дом девушку из нерелигиозной семьи, которая решила жить по галахе. Через несколько лет выдала ее замуж, а потом взяла еще такую же. С тех пор она не знала одиночества, была своим питомицам матерью, а их детям - бабушкой. Это о таких, как она, говорил пророк Исайя: "Радуйся бездетная, нерожавшая!" (44:1).

Стихи Зельды, глубокие и емкие, были приняты сразу - читателями, критиками и поэтами, даже теми, чья поэтика отличалась от ее художественной системы. Правда, опубликованы они были сравнительно поздно - первый сборник "Пнай" ("Досуг") вышел в 1967 году. Стихотворение "Два начала" кажется мне притчей о пропасти между нерелигиозным и религиозным видением мира. Под словом "начало" (иначе "основа", на иврите "йесод") здесь подразумевается философская категория, а ключевое слово - последнее, лежащее в основании текста:

ДВА  НАЧАЛА Пламя говорит кипарису когда я вижу как ты беспечен как ты вознесен что-то во мне бунтует как можно простоять всю эту ужаснейшую жизнь без искорки безумства без малости духовного движенья без капли воображенья без глотка свободы в старинной мрачной гордости одной. Когда б могло, я б в миг сожгло такое учрежденье которое зовется временами года позорную зависимость твою от воздуха, земли, дождя, росы и солнца. Но кипарис молчит, он знает – в нем безумство есть и есть свобода и есть воображенье и духовное движенье но пламя не поймет ведь пламя не поверит

שני יסודות הַלְּהָבָה אוֹמֶרֶת לַבְּרוֹשׁ כַּאֲשֶׁר אֲנִי רוֹאָה כַּמָּה אַתָּה שַׁאֲנָן כַּמָּה עוֹטֶה גָּאוֹן מַשֶּׁהוּ בְּתוֹכִי מִשְׁתּוֹלֵל אֵיךְ אֶפְשָׁר לַעֲב ֹ ר אֶת הָחַיִּים הַנּוֹרָאִים הָאֵלֶה בְּלִי שֶׁמֶץ שֶׁל טֵרוּף בְּלִי שֶׁמֶץ שֶׁל רוּחָנִיּוּת בְּלִי שֶׁמֶץ שֶׁל דִּמְיוֹן בְּלִי שֶׁמֶץ שֶׁל חֵרוּת בְּגַאֲוָה עַתִּיקָה וְקוֹדֶרֶת. לוּ יָכ ֹ לְתִּי הָיִיתִי שׂוֹרֶפֶת אֶת הַמִּמְסָד שֶׁשְּׁמוֹ תְּקוּפוֹת הַשָּׁנָה וְאֶת הַתְּלוּת הָאֲרוּרָה שֶׁלְּךָ בָּאֲדָמָה, בָּאֲוִיר, בַּשֶּׁמֶשׁ, בַּמָּטָר וּבַטַּל. הַבְּרוֹשׁ שׁוֹתֵק, הוּא יוֹדֵעַ שֶׁיֵּשׁ בּוֹ טֵרוּף שֶׁיֵּשׁ בּוֹ חֵרוּת שֶׁיֵּשׁ בּוֹ דִּמְיוֹן שֶׁיֵּשׁ בּוֹ רוּחָנִיּוּת אַךְ הַשַּׁלְהֶבֶת ל ֹא תָּבִין הַשַּׁלְהֶבֶת ל ֹא תָּאֲמִין.

Ширей Зельда. Израиль: Ха-кибуц ха-меухад, 1985. С. 225 (перевод мой)

Второе стихотворение "Солнечный свет пал на влажную ветвь" (там же, с. 86; перевод мой) зиждется на каббалистических представлениях о том, что вечная душа (на иврите "нешама") лишь временно обитает в теле человека, поскольку принадлежит более высокому миру, а наш, созданный волею Творца, мир хранит в своих материальных сущностях отражение Его Света (об этом сказано и в "Тании"). Зельда пишет о пресуществлении физического света в метафизический Свет, которое происходит в одинокой, томящейся в телесном плену душе:

Солнечный свет пал на влажную ветвь, золото листьев зрачки вобрали. Листья златые, что плыли ночью и днем в сердце моем, строй свой изменили.   Когда ж доплыли до самой души, до дна, где она одна, стали далекими письменами Света, пророчащими небесами, древними чудесами.

הַשֶּׁמֶשׁ הֵאִירָה עָנָף לַח וְעָלִים שֶׁל זָהָב צָדוּ הָאִישׁוֹנִים; עֲלֵי הַזָּהָב שֶׁנָּסְעוּ לַיְלָה וָיוֹם בְּתוֹך דַּם לִבִּי, שִׁנּוּ תַּבְנִיתָם.   וְכַאֲשֶׁר הִגִּיעוּ עַד הַנְּשָׁמָה עַד בְּדִידוּתָהּ הָפְכוּ לְאוֹתוֹת רְחוֹקִים שֶׁל אוֹר, לִרְמָזִים מִשָּׁמַיִם מוֹפְתִים עַתִּיקִים.

Опубликовано на сайте колледжа "Ораним" в 2003 г.