Зоя Копельман

ИЗ ТЕСНИН

Стихотворение Пушкина "Красавица", особенно его заключительная часть: "Куда бы ты ни поспешал, Хоть на любовное свиданье... Но, встретясь с ней, смущенный, ты Вдруг остановишься невольно, Благоговея богомольно Перед святыней красоты" — на мой взгляд весьма точно описывает ситуацию, в которой порою оказывается литературовед. Эта профессия требует с равным тщанием изучать всякомасштабные произведения: великие, средние, малые, поскольку они составляют подопытный материал сего предмета, однако и литературовед не может не поддаться чарам прекрасного творения, благоговея перед ним, может быть, еще сильнее, поскольку сильнее искушен.

Восторг, изумление, преклонение — вот те чувства, которые, помимо воли, охватывают меня почти всегда, когда я читаю Агнона. Его видение вещей, его опоэтизированная ирония, его служение Святому и полновластное распоряжение святым языком — все это заставляет замирать мое сердце и нередко увлажняет глаза слезами. Перефразируя одухотворенные кинематографом гоголевские слова, хочу спросить: любите ли вы Агнона? Нет, любите ли вы его, как я?..

Читая Агнона, я никогда не бываю пассивным созерцателем, я словно вместе с ним участвую в оценке и переоценке еврейской традиции и еврейского универсализма, потому что Агнон всегда пристрастен, и еврейское у него окрашено своим трансцендентным своеобразием даже в таких, казалось бы, общечеловеческих проявлениях, как родительская и сыновья любовь или отношения между мужчиной и женщиной. Для исследователя упоительно отыскивать подтексты агноновских произведений, но величие их в том, что и без интертекстуальных дополнений они, словно наши сакральные книги, обладают целостностью и смысловой и эстетической завершенностью.

Согласно своему персональному мифу, Агнон родился 9 Ава 1888 года. Могло бы показаться, что он родился в один из самых печальных дней еврейского календаря, но нет — в дате своего рождения Агнон видит символ национального возрождения, выход на волю из "теснин", как называют скорбный период от 17 Таммуза до 9 Ава: "Я родился 9 Ава, по истечении трех скорбных недель, и с тех пор каждый год мне кажется, что мир обновляется в этот день" (из романа "Гость на одну ночь"). Так, синекдохическим представлением еврейского народа во всех его поколениях мыслил себя этот писатель, о чем без ложной скромности сказал в Нобелевской речи в 1966 году .

Прежде чем вынести на суд читателя новый перевод из Агнона, приведу несколько высказываний писателя — быть может, они позволят составить хотя бы частичное представление о его характере и мировоззрении.

"Вы пишете о предоставляющейся мне хорошей возможности заработать несколько тысяч марок, — писал Агнон редактору Фишелю Ляховеру в 1918 (!) году. — К сожалению, я должен отказаться от этой возможности. В конце концов вся моя жизнь состоит из упущенных возможностей. Ну, может быть когда-нибудь их возместит мне Нобелевская премия".

"...ибо я хотел выправить сердца тех, кто полагает, что если мы улучшим деяния свои, и исправим самих себя, и прочая, и прочая, то станем хорошими, правыми и достойными в глазах мира, и другие народы исполнят наши пожелания. И не понимают они, что даже если мы будем вести себя, как великие праведники и станем похожи на ангелов служения, не станем мы достойными в глазах других народов, потому что они ненавидят нас. И даже те, что не ненавидят нас, не любят нас, потому что чужды мы им и не могут они нас понять" (Три черты. Речь на вечере памяти недавно скончавшегося Берла Кацнельсона, 1944).

Первое публичное мероприятие, в котором участвовал Агнон на второй день после вручения ему Нобелевской премии, была организованная в посольстве Израиля в Стокгольме пресс-конференция, на которой журналисты задали ему, в частности, такие вопросы:

"— Надо ли быть евреем, чтобы оценить ваше творчество?

Агнон: Всякий народ лучше всего знает свою литературу, подобно тому как мать лучше всех знает свое дитя. Однако как мы понимаем хорошую литературу иных народов, так и иные народы могут понять нашу хорошую литературу.

— Кого из современных писателей, израильских и прочих, вы читаете с интересом?

Агнон: К сожалению, я перестал читать беллетристику. Может быть, это и нехорошо, но из-за нехватки времени мне трудно читать. Я похож на того графа, о котором его мать говорила: Когда моему сыну хочется о чем-то прочесть, он это пишет.

— Какова роль писателя в современном человеческом обществе? Какова ваша особая роль в израильском обществе 1966 года?

Агнон: Я никогда не думал о своей роли ни в одном обществе. Я делаю то, что Господь велит мне делать. Я не вижу для себя никакой роли, я лишь порою описываю людей, которых встречал, в местах, где их встречал, будь то евреи или неевреи".